Черной грозовой тучей – заслонило, ясное небо, осеннее утро...

Конец ноября... Вокруг - голые деревья, которые, сняв свою пожелтелую осеннюю одежду, протягивают свои тонкие руки к серому небу, надеясь притронуться к спрятанному тучами солнцу, защититься от пронзительного северного ветра, который готов издеваться над любым существом, которое попадет ему на глаза. Холод сразу берет в свое ледяное объятие каждого, кто имел неосмотрительность выйти на улицу из своего теплого дома, где на него ждет пища и теплый чай. Морозное месиво под ногами не дает сделать ни одного легкого шагу. Иногда идет мелкий осенний дождь, который с огромным удовлетворением поможет получить небольшую простуду, которая, в конце концов, может перерасти в серьезное воспаление легких. Капли дождя, стуча по подоконнику, играют печальную мелодию, свою "Лакримозу". Кап... Кап... Кап...
Темной осенней тучей, их вывели на двор. Все были чем-то похожие: то ли серой жалкой одеждой - то ли обреченностью в глазах: голубых, карих, серых - обреченных! Ветер, что подул где-то из далекого севера, заставил каждого встрепенуться. Холод прошелся по всему телу, завладел всем естеством. Жалкие, раздавленные жестокой судьбой, придушенные властью, под ослепительными прожекторами жестоких глаз, стояли они в своей пасмурной колонне, посреди двора, который будто чудовище дышал мраком и тленом. Из дома, который был построен из красного, кирпича вышел командир-садист. Волевым шагом он пошел осматривать обреченных, которые, опустив главы, едва держались на ногах. Стук... Стук... Стук... Эти невыносимые звуки въедались в голову, вызывая боль.

Дальше началась перекличка:
- Гнедой!
- Есть!
- Карий!
- Есть!
- Игрек!
- Есть!
- Икс!
- Есть!..

Командир подошел до одного из бойцов и сказал: "Ведите их на старое кладбище. Вчера целую ночь считали, не волнуйтесь, - хватит на все!" Повелели их на старое кладбище, где сегодня: и старое, и мертвое, и вечное, и бескровное сольется с молодым, горячим, живым и напьется их животворной крови...

Грязным потоком отравленной реки, шли они колонной по улицам города... Никто! Никто из прохожих не имел ни одной капли храбрости, чтобы хоть одним глазком глянуть на колону обреченных. Страх! Зверский, грязный и жалкий - СТРАХ!, отравил всем души, заставил всех вокруг быть насекомыми, которые ползают и кланяются хозяину! А тем временем: колона шла и шла, заходя все дальше и дальше...

Среди понурой толпы в колонне, который составлялся преимущественно уже из взрослой интеллигенции, шел юноша, лет двадцати - не больше. Его решительный шаг, будто копье, колол тех, кто шел впереди, чтобы приблизить эту "утреннюю прогулку" к своему логическому концу. В его голубых глазах не было того унизительного страха, который наблюдался в других. Его гордая осанка, и ветер, который разворошил его черные волосы, предали ему вид героя, который стоя на краю пропасти, гордо смотрит в самую пасть Левиафана. Этот юноша имел неосмотрительность писать картины и стихи во время уродов...

Его картины и стихи не всегда были понятные всем, были таинственными, такое впечатление, что он писал их для определенных прослоек, тем не менее, они всегда были прекрасными и зачаровывали каждого, кто увидит их. В свои молодые года он ощутил пьянящий аромат славы, которая постоянно вводит в какой-либо - транс, поднимает к тучам! Создавая свои работы он получал огромное удовлетворение, летал в небесах как свободная птица, но вскоре упал и разбился об землю...
Политика новой власти начала резко изменяться. Начались аресты, допиты, "утренние прогулки" и стук на старых кладбищах. Раздражение власти и массы, еще более непонятным искусством юноши, все больше возрастало (кто же хочет чувствовать себя дебилом?). Одного дня в его маленькую квартиру завалилось четверо полицейских, которые начали все перекидать и громить, что-то искать. Но ничего весомого не найдя, один так сильно ударил юноши по лицу, что тот аж упал, и забрали еще не отпечатанные стихи, порвали не дописанные полотна, прибавив: "Всеравно никуда - не убежишь!". Через два дня на улице, где гуляло полно народа, к нему подошло двое неизвестных мужнин и силой засунули его в свою машину, и никто из прохожих на это не обратил внимания... Вопль! Мольба! А им - безразлично! Дальше, как всегда: допит, издевательство на нем, теперь прогулка, а впереди...

Уже видно кладбище... Горячая кровь начинает бить в главу, а того холода, который так пылко обнимал все тело, уже не слышно, так как душа рвется на свободу, хочется жить. Шаги становятся мучительными, болото под ногами, будто нарочно, делает их более тяжелыми, чтобы остановить эту ходу безумия, остановить колону, так как ощущает невыносимое человеческое желание - жить. Напрягаются нервы! Напрягаются мышцы! Хочется жить! К кладбищу всего десять шагов! Невыносимо! Кто-то из колоны не выдержал нервного и мышечного напряжения - побежал! Побежал на свободу! Воля! Теперь он свободный! Но... сразу наткнулся на охранника, тот прикладом винтовки ударил его по лицу так сильно, что аж земля пошла из-под ног несчастного и он упал мертвым с разбитым черепом. Прозвучал выстрел в гору: "Кому еще?". Все затихли и снова пошли к тому злосчастному месту...

Вот, темной тучей, явилось оно перед ними. Это болото смешано с засохшей кровью предшественников, окруженное мертвыми деревьями и могилами, которые гротескными тенями готовы принять новую порцию невиновных душ. Колону поставили так, чтобы было лучше всех угощать "сладостями" – свинцом...

Во всех еще сильнее забились сердца, особенно у того юноши - молодость дает о себе знать. Хочется жить! Из его души рвется невыносимый вопль, который нужно сдерживать в себе: "Почему? Почему именно я? Почему я имею умирать таким молодым? Я хочу жить! Опомнитесь!". Солдаты зарядили винтовки и навели на колону несчастных. Сердце рвется из груди! Хочется заплакать, и слез - нет, что-то стало комом в горле. Если, обернуться - то можно увидеть за спиной тень, которая протягивает свою костлявую руку, в надежде поживится молодой жизнью...

Не слышно звуков окружающего мира, а только тупой стук сердца: "Тук! Тук! Тук!", и не видно прекрасных горизонтов, а только, неудержимой стрелой, проносится жизнь. Стук сердца! Боль в души! Команда: "Огонь!!!" Тук! Тук! Тук!... Все...

Тела обреченных упали в топь, заливая ее своей горячей кровью. Среди них был тот юноша. Еще маленький огонек жизни горел в его теле... Сильная жгучая боль от огнестрельных ран - подвергает мукам, и тот сжимает холодное месиво, залитое своей кровью в своей руке... Боль! Все... Пасмурное утро превратилось в непроглядную ночь...